Двойное преступление на линии Мажино. Французский - Страница 55

На первом этаже все наконец стихло. Человек, должно быть, вышел через кухню и прошел через сад, а там земля влажная, и она, видно, приглушила его шаги.

— Черт бы побрал этого идиота! — выругался Ардан.— Он, наверно, спугнул того, кого я ждал, придется все начинать сначала.

Без десяти три. Он снова улегся и стал напряженно размышлять. Что-то все же не устраивало в этом вкрадчивом хождении взад и вперед незваного гостя. Но что именно?

И тут капитан вдруг почувствовал тот слабый, едва уловимый, но очень неприятный запах, который остался в этой притихшей комнате именно после шпиона — это и было оно, упущенное доказательство.

Ардан невольно сразу обо всем догадался. Рассерженный, взбешенный, он обругал самого себя последними словами. Действительно, как он не подумал об этом раньше? Все было слишком просто, до смешного. Он сам предоставил врагу удобный случай — все равно как если бы сам по своей идиотской глупости дал ему в руки капкан. Несколько минут назад виновный был тут, его можно было взять с поличным, возможно, безоружного. Достаточно было включить свет, наставить на него пистолет, и все было бы кончено.

Капитан решил проверить дошедшее до его сознания предположение. Он включил карманный фонарик. Да, попытка убийства была здесь налицо, она «красовалась» на столике у изголовья. Шпион не преминул оставить на нем небольшой пузырек с раствором мышьяковистой кислоты, который он похитил в аптечке, еще когда вечером готовил микстуру. Но он спрятал его подальше от глаз Ардана, за будильником. Мышьяковистая кислота — сильнодействующий яд, который капитан использовал раньше, когда малярия была у него в острейшей стадии, и сохранил флакон по глупости. Накануне вечером он объявил, что будет принимать лекарство еще, попросил налить ему стакан холодной воды. Вот в этот стакан с водой и была вылита половина содержимого пузырька с ядом.

Если бы Ардана нашли наутро мертвым, а на столе обнаружили яд, то после свидетельских показаний товарищей о случившемся с ним накануне приступе даже и вопроса не было о том, что этот несчастный случай официально припишут роковой оплошности, допущенной им в горячечном бреду. Отлично задумано.

Ардан содрогнулся. Даже если не повторится приступ лихорадки, можно просто захотеть ночью пить. Выходит, что он обязан жизнью своему обонянию и тому, что этот мерзкий запах так хорошо ему знаком. Яд — это оружие трусов и слюнтяев. Трудно вообразить, чтобы солдат мог…

Но тут Ардан подумал, что должен винить лишь себя самого. Ему нет никакого прощения. Как мог он колебаться, будучи здесь один, как загнанный зверь, когда не только его шкура, но и его миссия были поставлены на карту? Во всяком случае, один пункт достигнут: шпион трагически воспринял угрозу, олицетворившуюся для него в капитане. Кроме того, он не удивится неудаче своего покушения — очень ненадежного, поскольку жертве достаточно было не захотеть пить и крепко проспать всю ночь, чтобы остаться в живых. Ненадежность способа приводит к соответствующему результату. Впрочем, ему придется повторить попытку в кратчайший срок, придумать что-то другое и обязательно добиться успеха до следующего телефонного звонка в полночь. А в такой ситуации неизбежны отчаянные, роковые ошибки. Развязка лишь откладывается на несколько часов.

Ардан пытается осмыслить ту новую ситуацию, перед лицом которой он оказался.

Бледноватый молочный свет зари заливает комнату. Просыпается сад. Смешно поет охрипший петух. Видимо, прошедшей накануне грозы было недостаточно, чтобы очистить атмосферу, она почему-то осталась тяжелой, давящей. Ардану дышится с трудом, спина его тяжело вдавливается в подушки. Он смотрит в окно на алепскую сосну — гордость сада, которая тянет свои призрачные руки в хлопковое небо, судорожно вздрагивает, ему не по себе… Не хватает только, чтобы он, так хорошо разыграв из себя больного, теперь на самом деле заболел. Свинцовый обруч сжимает ему лоб. Он чувствует страшную слабость, чувствует, что готов упасть в обморок.

В комнату входит Кунц, он не в себе. «Господин капитан еще не умер»,— говорит он вполголоса.

Следом за ним входят Капель и Легэн. Они ступают на цыпочках с видом заговорщиков. Оба одинаково держат на губах палец и шепчут: «Т-ссс!»

Звук этот растет, ширится, становится невыносимым пронзительным шипением. К ним присоединяется Кунц, он громко свистит ключом от склада. Барабанные перепонки Ардана не выдерживают и громко лопаются, как от взрыва мины. Но хохот молодых людей перекрывает этот ужасный грохот.

Те трое начинают скакать вокруг постели в каком-то диком танце. «Держись, это пляска смертельных ядов,— говорит себе Ардан.— Однако они не все злодеи!» Вдруг Анна Брюшо обвила вокруг его шеи телефонный провод и стала затягивать его все туже. Сейчас он потеряет сознание.

Ардан потом рассказывал, что именно от ужаса, испытанного им во сне, он рванулся, и это разбудило его в тот момент, когда он уже начал задыхаться, и заставило броситься к балконной двери. Он споткнулся и упал, не достигнув ее, но, падая, успел выбросить вперед сжатые в кулаки руки и разбил ими стекло. По инерции он пролетел дальше и рухнул головой в пустой проем, как приговоренный к казни, над затылком которого каким-то чудом остановился нож гильотины.

Ему еще долго пришлось бороться с ленивой расслабленностью, которая бывает у угоревших людей. С того момента, как он перестал грезить, он больше не испытывал страдания. Наоборот, у него было только одно желание — безумное желание вытянуться и не шевелиться.