— Патрик, как видно, улизнул в Нант, теперь ни к чему его дожидаться. Мне только что сообщил об этом его папаша.
— Вот негодяй! — провозгласила Моник голосом, далеким от конфиденциальности.— Я ему это припомню! Мог бы по крайней мере предупредить…
— Можешь пойти с нами,— примирительно произнесла брюнетка.
— И не подумаю! — отрезала Моник.— Патрик подвел меня, но я не стану вам досаждать.
— О чем ты говоришь! — возмутилась брюнетка.— Ты помрешь со скуки в одиночестве.
— Это ты напрасно. Я найду десяток таких, как Патрик, а то и лучше. А в будущем ему меня уже не провести. В третий раз обещает прийти, а сам… Что ж, понятно. Пускай катится куда подальше. Я найду, чем занять вечер…
Расстроенная брюнетка вступилась было за Патрика. Но Моник отвернулась, не желая слушать. Мрачное выражение ее лица говорило о вконец испорченном настроении.
Кониатис, не упускавший ни единого сказанного ими слова, старался теперь встретиться с блондинкой глазами. Заметив это, она не отвела взгляд, а многозначительно улыбнулась. Обладая врожденным актерским даром, она сперва заставила свои лазурные глаза блеснуть восхищенным интересом, после чего на ее губах расцвела несмелая улыбка, какой улыбаются помимо собственной воли покоренные женщины.
Прервав зарождающийся контакт, она повернулась к подруге:
— Если вы еще не раздумали поужинать до спектакля, я советую вам поторопиться, иначе вы опоздаете к первому акту.
— Напрасно ты дуешься, Моник,— стояла на своем брюнетка.
— Умоляю, Сюзи,— протянула Моник,— я уже не девочка… Луи чего доброго вообразит, что ты боишься остаться с ним вдвоем.
Вовлеченный этой репликой в действие, Луи также предпринял попытку уговорить Моник составить им компанию. Попытка была вялой.
В итоге Луи и Сюзи поднялись. Луи расплатился, и они покинули бар.
Кониатис с царственным видом пересел в кресло, еще хранившее тепло Луи.
— Надеюсь, вы не рассердитесь, если я минуточку посижу с вами? Я не прислушивался специально, но все же стал свидетелем вашего разговора и понимаю ваше состояние. О, ваша тревога напрасна! Я давний завсегдатай этого местечка и хочу по-дружески угостить вас. Представьте себе, я примерно в том же положении, что и вы.
Моник одарила его тяжелым недоверчивым взглядом.
— Я договорился о встрече с приятелем,— упорствовал он,— а тот застрял в Канне, и я предоставлен самому себе.
Он повернулся к стойке и вскинул руку:
— Жорж! Две рюмки «Катти Сарк»!
— Уже несу, месье Антуан!
Кониатис протянул Моник свой портсигар.
— Благодарю,— молвила она, доставая неизменный «Кент». — Я курю только этот сорт.
— Какая разница? Оба сорта американские.
Она приняла сигарету. Он дал ей прикурить, приговаривая при этом:
— У вас восхитительное платье…
— Неужели? — насмешливо откликнулась она.— Вы случайно не портной?
— По правде говоря, нет. И не особенно разбираюсь в покроях. Но тем больше бываю ошеломлен при виде столь редкостного зрелища: безупречная гармония форм и красок! В сочетании с вашими белокурыми волосами и синими глазами сиреневое платье — бесподобная находка.
— Если вы не умолкнете, мне останется только разинуть клюв и выронить сыр.
Какое-то мгновение он сидел, моргая от удивления. Потом, догадавшись, что к чему, он притворно улыбнулся, демонстрируя зубы ослепительной белизны.
— Не бойтесь, я не вульгарный льстец из басни,— заверил он.— Просто не могу отказать себе в удовольствии вести себя галантно с хорошенькими женщинами. Велико ли прегрешение?
— Грешны не слова, но помыслы,— отчеканила она.
Бармен поставил им на столик две рюмки виски и вернулся за стойку.
— Меня не в чем упрекнуть,— проговорил Кониатис игривым тоном.— Мои помыслы чисты, как горный хрусталь.
— Вы хотите сказать, столь же прозрачны.
Ее живость пришлась Кониатису по душе.
— Только не говорите мне, что восхищение мужчины вызывает у вас протест. Это было бы непростительной ложью.
— Я чувствую себя ужасно, когда меня принимают не за ту, кто я есть на самом деле.
— Не сердитесь… Если я дерзнул обратиться к вам, то только потому, что увидел, как вы изменились в лице, узнав, что этот Патрик так вас подвел. Я расстроился из-за вас… Побуждение заговорить с вами — плод случайного совпадения, и в его основе — добрые чувства.
Внезапно она рассмеялась своим детским смехом.
— Вы прямо как волк из сказки — прячете уши под бабушкиным чепчиком! — воскликнула она.— Вам это к лицу!
И она выпустила струйку дыма, нахально глядя ему прямо в глаза.
Но он не засмеялся в ответ, даже не улыбнулся. Все это увлекло его не на шутку. Тихо, еле сдерживая дрожь в голосе, он сказал:
— Волка боятся только бестолковые девчонки, а вовсе не истинные женщины, достойные носить это имя.
— О, я-то вас не боюсь!
— Да что вы?
— Совершенно не боюсь.
— Неправда! Я чувствую, что вы напряглись, собрались в комок и вот-вот выпустите когти.
— Согласна, со мной не очень-то легко иметь дело, но если вы вообразили, что вызываете у меня страх, то вы себя переоцениваете. Я никогда никого не боялась.
— Докажите!
Ее лицо выразило полнейшее непонимание.
— Что вы хотите этим сказать?
— Поскольку у нас обоих сорвались намеченные планы, давайте воспользуемся этой счастливой случайностью. Хотите поужинать со мной?
— Вы чересчур любезны.
— Вот видите, до чего вы меня боитесь.
— Не тешьте себя иллюзиями. В действительности я руководствуюсь заветом Бопре: давать лишь такое обещание, которое намереваешься сдержать.