— Как? — воскликнул Малатр.
К Капелю вернулось самообладание.
— Его фамилия Кюнеке,— сказал он,— он обер-лейтенант рейхсвера. По крайней мере, так он сам только что сказал мне. Наверняка это правда. И это все объясняет.
— Однако скажите, что здесь делаете вы?
Они следили за ним — Кунц и он,— вмешался Ардан.— С какого момента? Вот это и я сам хотел бы узнать. Они расскажут нам об этом позднее. Что произошло здесь с тех пор, как вы вошли с ним сюда? Почему вы выгнали отсюда людей?
— Я считал его лишь виновным в убийстве майора. Но никогда не подозревал, что он — не французский офицер. Я хотел арестовать его, но… только не в присутствии младших по званию.
— И что дальше?
— Он оглушил меня ударом дубинки. Когда через несколько минут я пришел в себя, он стоял здесь, посреди комнаты, и пристально смотрел на меня. То, что он сказал мне, я запомню надолго: «Я рад, что не убил вас, Капель. Несколько лет назад, когда я только овладевал своей профессией, я уже тогда знал, что буду рад, отправившись в это большое плавание, померяться силами с французским офицером. Один на один, вы понимаете? И потом, я жил вместе с вами. Такое не забывается. Вы замечательный парень, вы мне гораздо ближе, чем многие мерзавцы из своих.
Скажите им, что я убил господина майора д'Эспинака лишь потому, что этого потребовало выполнение моей миссии, и что я бесконечно сожалею об этом. Здесь на столе я оставляю для г-на капитана Ардана вот это письмо, которое очень прошу его отправить в Германию. Прощай, старина». И, улыбнувшись, он пустил себе пулю в лоб. Я кинулся к нему, чтобы выхватить оружие. Но упал вместе с ним. Вот и все.
Ардан подошел к столу и взял конверт. Он не был запечатан. «Благородно»,— сказал капитан. Заклеил конверт и, не взглянув на адрес, положил его в карман.
— Снаружи потери есть? — спросил он Малатра.
— К счастью, ни одного убитого.
— А Веннар?
— Ему повезло, как всегда.
У капитана вырвался вздох облегчения. Два человека положили тело на носилки. Ардан наклонился, закрыл мертвому глаза. Когда выпрямился, сказал тихим голосом:
По правде говоря, теперь, когда все кончено, надо отдать ему должное. Это был настоящий мужчина и офицер.
И он совсем просто, чисто по-французски, без напускной торжественности, на мгновение застыл в стойке «смирно» и отдал честь.
Все последовали его примеру.
Пренебрегая лифтом, Ардан взлетел вверх по лестнице, перескакивая через несколько ступенек сразу. Ему не пришлось звонить в дверь. Женевьева Левель уже улыбалась ему с порога.
— Слава Богу,— сказала она.— Все кончено.
— Дорогой дружочек, вы меня оскорбляете. Разве вы сомневались в этом?
— Я читала ваши донесения. Вы были не слишком многословны. Даже патрон жаловался на это.
— Это была моя ему месть. Помню его нотацию: «Я знакомлюсь лишь с отчетами, содержащими результаты». В таком случае достаточно просто сообщить: «Готово».
— Ну, быстро рассказывайте.
Ардан вытянулся в кресле и притворно зевнул.
— Это будет долго и скучно,— сказал он.— Но вы ведь женщина, так что вы все равно найдете способ выведать у меня все, что вас интересует.
Так вот. Теперь мы знаем, что произошло с Эспинаком, из тех листков его дневника, найденных у этого немца.
В день принятия им командования на «Старом Фрице» ему бросается в глаза лицо Легэна, оно будит в нем смутные воспоминания, вызывает недоверие, настороженность и ощущение опасности. Но он не может вспомнить «о месте и обстоятельствах встречи» с ним. В продолжение нескольких дней он борется со своей мнительностью, уверяет себя, что это какое-то случайное сходство, упрекает себя в профессиональной деградации. Тем не менее, чтобы понаблюдать за этим человеком, он приближает его к себе, сделав вторым адъютантом.
Чудесной ночью после вечеринки у него в доме он идет пройтись по лесу. На обратном пути он проходит через сад. Огибает угол виллы и как раз в тот момент, когда входит в зону света, почти натыкается на Легэна — тот был в спортивной куртке, с платком на шее и в фуражке. Секундный шок. Он сразу узнает этого человека.
Четыре или пять лет назад он видел его лишь какую-то долю секунды, но именно при таких же обстоятельствах, в такой же обстановке, в такой же одежде. Эспинак вылезал через подвальное окошко погребка так называемого частного отеля в пригороде Висбадена — одной из резиденций германской разведслужбы. И в саду он нос к носу столкнулся с тем, кто выдавал себя, как он узнал позднее, за сына хозяина дома, приехавшего к отцу на несколько дней каникул. Эспинаку удалось тогда ударить первым и скрыться.
Эта новая встреча была более мирной. Но у Эспинака возникло ощущение, что тот его тоже узнал. Причина, которой Легэн объяснил свое присутствие здесь в этот час и в этом одеянии, была явно надуманной. Но майор притворился, что удовлетворен объяснением. Он вернулся к себе, поразмыслил, занеся свои соображения в дневник, и составил рапорт своему шефу, в котором испрашивал у него совета и распоряжений, а также предупреждал о возможном нападении на него. Обо всем этом нам рассказал дневник.
А остальное легко восстановить. Рано утром в своем кабинете, где хранились официальные штампы, Эспинак написал на конверте адрес, вложил туда рапорт, запечатал пакет и лично отдал его начальнику почтового подразделения. Вероятно, его обеспокоило то, что Легэн под каким-то предлогом задерживается в лагере после его отъезда, но он не смог найти достаточного основания, чтобы этому помешать. Начальник почты, страшно боявшийся увольнения и потому упорно лгавший, в конце концов признался, что, сам не зная как, утерял письмо. Таким образом, им завладел Легэн. Отныне шпион был обречен.